Он в ужасе зажмурился и увидел: чудовищный огненный столб поднялся примерно на пятьдесят футов от земли и превратился в гигантскую огненную летучую мышь с распростертыми крыльями.

Табби остановился. Во рту пересохло, сердце колотилось.

Потом неуверенно шагнул вперед. Что-то происходило внутри дома: воздух был насыщен злобными электрическими разрядами – теми, которые до этого полыхали в небе. Табби увидел, что в окне первого этажа что-то мерцает.

Забытое в руке передающее устройство издало долгий вопль агонии.

Табби сделал еще один шаг. Что бы там ни сияло в окне, оно влекло его к себе. Какая-то его часть знала, что то, что происходит в этом доме, невыносимо для него – это было вроде того, что он видел, когда отец и дедушка пытались разорвать его надвое в аэропорту Кеннеди у выхода № 44, – смутное воспоминание о том, как мужчина снимает длинным красным ножом кожу с женщины… Но другая часть Табби Смитфилда слышала тихий, настойчивый голос, неслышный глас изнутри этого жуткого дома, и этот голос приглашал его войти:

"…Здесь хорошо, Табби, просто подойди и отвори дверь.

Неважно, что ты не справился с грузовиком, это не имеет больше значения, приходи, побудь с нами…"

И ошеломленный, ослепленный образами огненной летучей мыши и умирающей окровавленной женщины, Табби сделал еще один шаг по направлению к дому.

Потом он услышал выстрел, который раздался из той самой комнаты, в окне которой сияло гостеприимное нечто.

17

Руки у Ричарда болели – Пэтси билась в них, точно рыба в неводе.

– Не знаю, сколько я смогу вот так ее удерживать, – в отчаянии сказал он Вильямсу.

– Я подержу ее ноги, – сказал Вильямс и со всей возможной быстротой кинулся к кушетке, обходя кофейный столик. Он ухватил ее за локоть, но Пэтси дернулась так сильно, что Грем потерял равновесие и тяжело сел на хрупкий столик. Оба они услышали треск дерева. Вильямс сурово наклонился вперед, сжав губы, и придавил ее дергающуюся ногу. Второй рукой он поймал другую ногу – бедра Пэтси содрогнулись, и Вильямс почувствовал внезапную боль в груди.

Ричард увидел, как побелело лицо Вильямса – точно треснул не столик, а что-то у старика внутри. Пэтси вновь содрогнулась в его руках и выкрикнула одно-единственное слово:

– Беги!

Ричард кивнул старику головой, давая понять этим жестом, что он и сам может удержать женщину, но Вильямс лишь усилил хватку, и судороги Пэтси немного утихли.

– Беги! – заорала она, а потом завыла так, что Ричард чуть было не выпустил ее.

За спиной Ричарда раздался громкий треск. Он оглянулся, думая, что разбилось окно, но это был рекламный плакат фильма, оправленный в застекленную рамку, – он дрожал и сползал на пол странными, неровными толчками.

– Аа-а-а! – орала Пэтси.

Детективы в бумажных обложках затряслись на верхних полках и рухнули на пол. Ричард услышал, как трещит, ломаясь пополам, рама плаката. Он видел, как книги с верхних полок начали соскальзывать и планировать на стол Вильямса. Пишущая машинка качнулась на своем основании и, накренившись вправо, упала на пол. "Бангг!" – лязгнула, вернувшись на место, каретка.

Книги все сыпались с полок. Ричард и Грем видели, что две из них подпрыгнули к потолку и зависли там словно мухи перед тем как рухнуть на пол.

Еще один плакат в рамочке ("Гленда" с Мэри Астор в объятиях Гарри Купера) упал плашмя и дрожал точно умирающий кот. Стекло разбилось на тысячи крохотных осколков.

18

– Давай, Табс, ты нам нужен, – произнес в его мозгу тихий голос, и он вновь шагнул вперед. На секунду он увидел дюжину выглядывающих в окно людей, потом они отвернулись или повернулись друг к другу. "Да там же вечеринка, – подумал Табби, – с чего это вдруг там вечеринка?" Он поднес радио ко рту и сказал:

– Эй, что…

– Давай, заходи, – сказало ему радио. – Заходи, Табби.

Он очень ясно видел людей в окне, но близнецов Норманов среди них не было.

– Заходи, – вновь сказало радио.

Люди расступились, и Табби увидел, что в дальнем конце комнаты светилось зеркало. Его сердцевина была нежно-розовой, она пульсировала и светилась. Табби сделал еще один шаг.

Но тут из входной двери выбежал Брюс Норман. Он обнимал Дики за плечи, и, казалось, тащил его. Лицо Дики было мраморно-белым, он двигался очень медленно.

– Где грузовик? – прокричал Брюс.

Брюс был красным от крови – кровь заляпала рубашку на его широкой груди. У Дики брызги крови были на лице, а бок был окрашен кровью так густо, что было непонятно, какого она цвета.

Табби не сводил с них глаз и понял, что вся эта кровь была кровью Дики Нормана.

Затем он увидел что-то белое, выступающее из этой красной массы. Руки у Дики не было и это белое было плечевой костью. Он кинулся к Брюсу, чтобы помочь ему поддержать брата, и разум его очистился – он лишь помнил, как медленно двигался к дому с того момента, как перед его умственным взором предстал столб пламени.

Он крепко обхватил Дики и почувствовал его тяжесть, его заторможенность. Он знал, что Дики вот-вот умрет. Вместе с Брюсом они полудонесли, полудовели Дики до грузовичка. Табби отворил заднюю дверь, но Брюс заорал на него:

– Не туда! Вперед! На сиденье!

Глаза у Брюса были в пол-лица. Табби помог уложить Дики на пассажирское сиденье, а потом Брюс обежал грузовик и вскарабкался на сиденье водителя.

Табби кинулся назад и как раз закрыл двери, когда Брюс дал задний ход и врезался в дерево. Дики соскользнул на пол.

– Подними его Бога ради! – заорал Брюс, переключил скорость и рванул из-под деревьев под дождем земляных комьев, осыпавших машину.

Табби перегнулся через спинку сиденья и попытался вновь уложить Дики. Его левая рука соскользнула из-за крови, покрывающей левый бок Дики, и Дики вновь откатился в сторону. Белый обломок кости скользнул по обшивке сиденья.

– Подними его!!! – орал Брюс. Он вырулил на Маунтавеню и повернул к проезду Сэйров.

Табби вцепился в правую руку Дики, и тот уперся ногами и приподнялся на сиденье. Наклонившись, Табби глянул ему в глаза – они смотрели прямо вперед на что-то очень далекое. Табби подумал, что у Дики Нормана сейчас гораздо более осмысленное выражение лица, чем за всю его жизнь до этого, но он был рад, что не видит того, что с таким вниманием рассматривает Дики.

– Держись, Дики, – сказал он и похлопал его по здоровому плечу. Дики даже не мигнул, продолжая смотреть в одну точку.

– Где этот малый? – спросил Табби. – Старбек.., где Старбек?

– Ублюдок сдох, – сказал Брюс.

– – Умер? Я только что говорил с ним по радио.

– Он сдох. Старикашка застрелил его.

Брюс проехал на красный свет светофора.

– Как… Я хочу сказать, что случилось с Дики?

– Я не знаю! – заорал Брюс. Он вытер руку о рубашку, оставляя на ткани кровавые полосы. – Мы должны были забрать это чудное зеркало и засунуть его внутрь этого сраного пианино. Мы как раз собрались снять зеркало, как вдруг явился старикашка со своей пушкой. Он даже не сказал "Руки вверх!" или что-то в этом роде, просто выстрелил. И он достал Старбека – снес его сраную голову. Тогда Дики завопил, и я поглядел на Дики, а он заляпал кровью все стены, и руки у него не было, а он просто стоял и смотрел, и я думал, старый ублюдок заделает нас обоих. – Он покачал головой. – Я думал, он пальнул ему в башку, но потом увидел, что у него нет сраной руки. Так что я взял и выволок его.

– Я видел там и других людей, – сказал Табби.

– Табс, кроме старикашки там никого не было. Вылазь отсюда. Я хочу отвезти Дики в Норрингтон, а ты вылазь из тачки.

Он притормозил у светофора на проезде Сэйров.

– Вылазь, Табс. Быстро!

Табби выпрыгнул на дорогу и захлопнул дверь.

– Удачи, – сказал он, но грузовик уже промчался на красный свет и набирал скорость.

Спустя четырнадцать минут, в одиннадцать пятьдесят шесть, Брюс Норман ворвался в службу "Скорой помощи"